Снв-3

Mobilis in mobile

Отказаться от ненужного – развивать необходимое

«Подвижный в подвижном» – так переводится девиз «Наутилуса» капитана Немо. С полным правом его можно присвоить новым Силам ядерного сдерживания РФ. Ибо как иначе отвечать на вызов новой ядерной гонки?

В ней у нас неплохие шансы.

Прежде всего крайне спорно утверждение уважаемого Константина Сивкова о том, что руководство США решится на ядерную войну, рискуя пропустить удар сотни боевых блоков по своей территории. Даже в этом случае Америка понесет тяжелейший урон и переживет социально-экономический коллапс, причем сами хозяева Соединенных Штатов лишатся привычных рычагов власти. Исторический опыт (Карибский кризис 1962 года, эпопея с обретением ракетно-ядерного оружия КНДР) показывает, что Вашингтон отступает, рискуя получить удар по своим мегаполисам даже одной-двумя боеголовками.

В дуэльной ситуации, когда пальцы ложатся на «ядерные кнопки», янки, как правило, отступают. Погибать они не готовы. Тем более что попытка первого удара ОМП по РФ все равно сопровождается русским ответом, который для США смертелен. Какая тут власть над миром? Если Соединенные Штаты таким образом покончат с собой, то подарят власть над планетой Китаю. А на одновременный обезоруживающе-превентивный удар по КНР и РФ у них сил не хватит. Да и жить после этого на зараженной радиацией Земле нынешней «элите» Америки как-то не с руки.

Русские выиграли себе время. Способность США построить непробиваемую национальную ПРО крайне ничтожна, таких затрат экономика Америки не выдержит. Точно так же не сдюжит она и создания оружия следующей (после ракетно-ядерного) ступени могущества – космического флота, способного наносить разящие, быстрые и неотразимые удары неядерными средствами.

Потому следует сосредоточиться на развитии подвижного оружия РВСН, отказываясь от ненужных и дорогих проектов. Например, от торпеды «Посейдон», выступающей в роли скорее пропагандистского, нежели реального оружия. Ее отлично заменят собой мобильные наземные комплексы с разделяющимися боеголовками и средствами прорыва ПРО. Потому как они, во-первых, достигают целей в десятки раз быстрее, нежели тихоходные (относительно ракет) торпеды. Во-вторых, они гораздо гибче в использовании и воздушными взрывами способны нанести врагу урон намного больший, чем торпеды.

К тому же нести «Посейдоны» должны огромные подлодки типа «Белгород» и «Хабаровск», каковые при отставании нашей акустики от американской могут быть потоплены врагом до того, как успеют выпустить пресловутые торпеды. Огромные размеры сих подводных кораблей играют против них в ущерб скрытности.

Думаю, что надо не спешить с развертыванием ядерного оружия на подводных крейсерах-«стратегах» – и по причине неликвидированного отставания от противника по акустике, и в силу того, что военная судостроительная программа в РФ сорвана. У страны нет достаточного числа надводных противолодочных кораблей (и самолетов ПЛО), чтобы прикрыть районы патрулирования наших субмарин.

Вне всякого сомнения, нужно прекращать работы над крылатой ракетой с ядерным прямоточным двигателем «Буревестник». Она опасна прежде всего для нас самих и строится в ответ на несуществующую национальную ПРО США.

Зато необходимо достраивать новую систему предупреждения о ракетном нападении (СПРН) «Купол» (развернуты всего четыре спутника вместо десяти), а не громоздить огромный храм ВС РФ. И возрождать систему предсказания внезапного ракетно-ядерного нападения «Сплав», которая была создана в СССР в конце 80-х, но это тема отдельной статьи.

Наконец – и тут надо полностью согласиться с Константином Сивковым – надо создавать подвижную и устойчивую систему управления СЯС РФ.

Чем пополнить ядерные закрома

На текущий момент (по данным СИПРИ) США располагают развернутыми около 3700 боеголовок на стратегических носителях. В том числе 810 – на самолетах стратегической бомбардировочной авиации, 970 – на МБР и 1920 – на БРПЛ. Еще около 300 боеголовок могут применить нестратегические силы – самолеты тактической авиации. Итого – около 4000 развернутых ядерных боезарядов.

Стоит сделать небольшое отступление. Согласно иным данным, основанным на числовых показателях Договора СНВ-3, США и Россия имеют примерно по 1400 развернутых боеголовок на стратегических носителях. То есть получается, что данные СИПРИ не соответствуют заявленным в Договоре СНВ-3 ограничениям. Это обусловлено исключительно отличиями принятых методик зачета боеголовок на носителях. В частности, каждый стратегический бомбардировщик в СНВ-3 засчитывался как носитель одной боеголовки вместо реальных 6–20 КРВБ, учитываемых в материалах СИПРИ. Отличалось от приведенного в отчетах СИПРИ и число боеголовок на МБР и БРПЛ. А вот число носителей по СИПРИ соответствует СНВ-3: у США – 724, а у России – 542. Можно спрогнозировать приоритеты развития американских СЯС на ближайшую и среднесрочную перспективу.

Первым из них будет создание и развертывание ракет средней и меньшей дальности у границ России. Вероятными районами создания группировки таких ракет на Западном стратегическом направлении могут быть территории некоторых стран Восточной Европы, прежде всего Польши, Румынии и Болгарии. В странах Балтии размещение такого оружия маловероятно в силу высокой уязвимости в период ведения боевых действий обычным оружием. На востоке такими районами могут стать территория отдельных островов Японии. Нельзя исключить и Южную Корею, хотя в условиях угрозы со стороны КНДР обеспечить боевую устойчивость такой группировки окажется весьма проблематично. Общее количество РСД и РМД в среднесрочной перспективе может достигнуть 300–500 единиц и более, что определяется объемом задач и располагаемым временем на создание, серийное производство и развертывание группировок сил.

Вторым направлением является модернизация располагаемого ядерного потенциала, главным образом по части повышения точности стрельбы имеющихся баллистических ракет. Работа в этом направлении идет полным ходом. В частности, за счет модернизации взрывателей боевых блоков W76-1/Mk4 для БРПЛ «Трайдент-2 D5» подводных лодок типа «Огайо» и принятия на вооружение высокоточной модификации ядерной бомбы для самолетов тактической авиации.

Третьим направлением станет наращивание численности стратегических ядерных вооружений. Ядерные силы морского базирования могут быть увеличены главным образом за счет роста до предельных значений количества боевых блоков на БРПЛ, развертывания СКР «Томагавк» в ядерном варианте на подводных лодках и надводных кораблях и размещения ядерных бомб В61 мод.12 на авианосцах для применения палубными самолетами «Суперхорнет». Всего в ближней перспективе дополнительно на носителях флота может быть развернуто, по грубым оценкам, до 700 дополнительных ядерных боезарядов различных типов. Можно ожидать, что ускоренными темпами начнет восстанавливаться серийное производство МБР наземного базирования, вероятно МХ. В ближайшей перспективе вряд ли можно ожидать более 100 новых ракет, полноценно установленных на боевое дежурство. Наконец вероятна модернизация самолетов В-1В в носители ядерного оружия, в частности ракет «Томагавк». В целом можно ожидать увеличения в ближайшей перспективе при полноценном развертывании гонки вооружений наращивания емкости носителей ядерных вооружений США примерно на 35–45 процентов относительно текущего уровня.

Возвратный потенциал

Многие ракеты стоят на боевом дежурстве недогруженные боевыми блоками до проектного максимума. Это и есть «возвратный потенциал»: часть ядерного оружия отсутствует в поле зрения контрольного режима, но в чрезвычайной ситуации может быть возвращена на ракеты.

Так, 400 американских МБР Minuteman III сейчас несут по одному боевому блоку, в то время как спроектированы на три. Если же, скажем, поднять американскую статистику по морским ракетам, то мы увидим, что одна ракета Trident II D5 в среднем реально загружена четырьмя или пятью боевыми блоками. При этом известно, что на проектировании в эту ракету закладывали до восьми блоков среднего класса мощности (W88, 475 кт) или до 12 или даже 14 блоков малого класса мощности (W76, 100 кт). Разницу нетрудно видеть, она, в дополнение к Minuteman, и формирует возвратный потенциал.

СНВ_5

Учебный запуск межконтинентальной баллистической ракеты Minuteman III

Фото: Global Look Press/Ian Dudley

В России возвратный потенциал тоже просматривается, в основном на морских ракетах, а также, возможно, на тяжелых МБР. Однако его масштабы значительно меньше американского. Это связано с ограниченным числом многозарядных носителей и общей логикой военного строительства в СЯС: американцы, по сути, имели возможность спокойно масштабировать свои силы, в то время как Россия их списывала по многократно продленным гарантийным срокам и строила новые. В результате еще лет 10 назад специалисты подмечали парадокс «нового договора СНВ»: по нему Россия, по сути, вынуждена была не столько сокращать имеющиеся ракеты, сколько форсированно перевооружаться на новые. Взять ракеты под такое количество возвратного потенциала было просто негде.

Возвратный потенциал США не первый год будоражит отечественных алармистов. Надо сказать, тревога по поводу скрытых возможностей «контрпартнера» — не только российское увлечение. На Западе тоже есть узкая группа экспертов, годами делающая себе имя на разоблачении «односторонне пророссийского» договора СНВ и лично президента Обамы, разоружившего Америку перед коварным противником. Причем эти стенания начались задолго до обострения двухсторонних отношений в 2014 г.

Что здесь можно сказать? Возвратный потенциал как явление — конструктивная особенность действующего контрольного режима. Он так был спроектирован, а точнее — согласован в ходе жестких переговоров. Естественно, ситуация, когда у обеих сторон есть резервные посадочные места для боевых блоков под обтекателями ракет, и сами боевые блоки на складах, не может не вызывать сомнений. А, собственно, в чем же состоит тогда разоружение, если ядерное оружие на самом деле не уничтожается? С другой стороны, если смотреть на ситуацию трезво (особенно из 2000-х годов, с кризисным состоянием российских СЯС, когда вывод старых советских носителей не получалось компенсировать вводом новых), то становится понятна суть выбора: вам американские блоки на центральном складе или на дежурящих ракетах, готовых к старту?

Пуск ракеты Trident II D5

Асимметрия возвратных потенциалов, несомненно, благоприятная для США, — следствие этого выбора. Да, боеголовки у «контрпартнера» остаются. Нет, не в готовности к немедленному применению. В тех условиях, да и сейчас тоже, — вполне достойный практический результат.

Здесь очень трудно дать содержательную рекомендацию. Конечно, продолжение переговоров о сокращении ядерных вооружений вплоть до полного и всеобщего разоружения (обязательство по статье VI Договора 1968 года о нераспространении ядерного оружия), безусловно, требует решения проблемы возвратного потенциала — в форме проверяемой ликвидации нескольких тысяч ядерных боезарядов и элементов физических пакетов, лежащих на складах. Реалистичный же взгляд на текущее состояние международных отношений и системы контроля над вооружениями подсказывает, что эта проблема в ближайшие годы, скорее всего, не будет восприниматься основными игроками как первостепенная.

Резюме

«Мы не ищем для себя никаких односторонних преимуществ, но и на односторонние уступки не пойдём». Эти слова также принадлежат Сергею Рябкову. Как уже не раз заявлялось с российской стороны, Москва не стремится к тому, чтобы продлить этот договор во что бы то ни стало.

Становится ясным, что Москва и Вашингтон физически не смогут устранить все обозначенные выше проблемы в столь короткие сроки, остающиеся до истечения периода действия Договора СНВ-3. Американские визави всё делали и до сих пор всё делают для того, чтобы этот договорный акт прекратил своё существование 5 февраля следующего года. Государственному департаменту, министерству обороны и общенациональным разведывательным структурам Соединённых Штатов уже предписано разработать практические предложения, которые им следует реализовать после прекращения срока его действия.

Похоже, что свой выбор американская сторона уже сделала. Но в таком случае уже без предположений: Вашингтон заплатит за это очень высокую цену.

К истории вопроса о пролонгации

Российская сторона предлагала Белому дому продлить этот договор, подписанный в Праге в апреле 2010 года более года назад, причём на максимально допустимый одноразовый срок пролонгации — на пять лет, что предусмотрено этим договорным актом. Это неоднократно делалось российской делегацией и в ходе двусторонних политических консультаций, которые состоялись в текущем году с официальными американскими представителями по проблематике стратегической стабильности. На что наши американские визави отвечали глубокомысленным молчанием.

kremlin.ru
Барак Обама и Дмитрий Медведев после подписания договора СНВ-III в Пражском Граде. 8 апреля 2010 года.

16 октября текущего года продлить это соглашение по меньшей мере на год и безо всяких предварительных условий предложил российский лидер Владимир Путин. Ясно, что такой шаг позволил бы решить проблему продления Договора СНВ-3 радикально и без проволочек. По его указанию в этот же день МИД России направил американской стороне дипломатическую ноту — официальный и весьма ответственный документ в межгосударственной деловой переписке. В ней было вновь повторено октябрьское предложение главы российского государства на эту тему.

20 октября с заявлением о ситуации с продлением договора выступил МИД России. В нём сообщалось, что на эту дату Министерство не получило официального ответа США на свою дипломатическую ноту от 16 октября  этого года, в которой сформулировано российское предложение о безоговорочном продлении этого договорного акта, по меньшей мере, на один год. В заявлении было вновь подтверждено это предложение и отражена готовность вместе с Вашингтоном взять политическое обязательство  «заморозить» на данный период времени «количество имеющихся у сторон ядерных боезарядов».

Одновременно были высказаны две оговорки принципиального характера.

Первая состоит в том, что обозначенная позиция России может быть реализована строго и исключительно при том понимании, что «заморозка» таких боезарядов «не будет сопровождаться никакими дополнительными требованиями со стороны США».

Вторая оговорка гласит, что будущие переговоры о перспективах контроля над ракетно-ядерными вооружениями будут проходить «с обязательным рассмотрением всех факторов, влияющих на стратегическую стабильность».

К стратегической стабильности Россия относит целый ряд объективных факторов, которые нельзя игнорировать.

Это сохраняющееся почти семь десятилетий размещение в Европе ядерных вооружений США воздушного базирования, общее количество которых занижено приблизительно в 4-5 раз, то есть не 200 единиц, а 800 или даже 1.000 боезарядов. Реальность: нынешняя республиканская администрация отказывается вывозить их на континентальную часть страны.

Это готовность Вашингтона разместить в Европе и Азии новые ядерные ракеты средней и меньшей дальности наземного базирования, о чём недавно поведал министр обороны США Марк Эспер. Реальность: Вашингтон и его союзники по НАТО не поддержали российское предложение по введению моратория о неразвёртывании таких ракет.

twitter.com/EsperDoD
Глава Пентагона Марк Эспер поведал о готовности Вашингтона разместить в Европе и Азии новые ядерные ракеты средней и меньшей дальности наземного базирования.

Это ставшая стабильной практика направления сразу нескольких тяжёлых стратегических бомбардировщиков США к границам России с европейского и тихоокеанского направлений, имитирующих нанесение ядерных ударов по территории России.

Это бесконтрольное и последовательно наращиваемое количество ракет-перехватчиков ПРО США в глобальном масштабе, и потенциальное использование их пусковых установок для размещения наступательных видов вооружений, например, крылатых ракет или в перспективе гиперзвуковых систем. Реальность: Дональд Трамп заявил, что ни при каких обстоятельствах не будет обсуждать противоракетную проблематику с Россией, а только со своими союзниками по Североатлантическому блоку.

Это отказ американской стороны поддержать предложение о предотвращении гонки вооружений в космическом пространстве. Реальность: республиканская администрация объявила его зоной боевых действий и местом своего доминирования.

Это также тридцатилетнее блокирование Вашингтоном ратификации Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. Реальность: нынешняя американская администрация в своей ядерной стратегии 2018 года твёрдо заявила о нежелании ратифицировать его и о готовности возобновить испытания ядерных взрывных устройств на ядерном полигоне в Неваде.

un.org
Обсуждение Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний на 50-й сессии Генассамблеи ООН в 1996 г.

«До выборов в США соглашений не будет»

Поводов для оптимизма американская сторона в последнее время действительно не давала. «Продлению договора мешает попытка текущей американской администрации решить этим свои внутренние проблемы, фактически они хотят получить к выборам некий документ, который можно представить своей победой. Но условия, которые они предлагают, неприемлемы», — уверен эксперт Российского совета по международным делам Илья Крамник.

Бесперспективно

Фото: REUTERS/Jonathan Drake

По большому счету США пытаются выторговать у России определенные политические обязательства по формату и составу будущих переговоров о следующем договоре СНВ — взамен на согласие продлить действующее соглашение, полагает старший научный сотрудник ИМЭМО РАН Константин Богданов. «Сюда же относится и требование замораживания всех, а не только стратегических ядерных арсеналов и углубление мер верификации и контроля, а также попытки ограничить срок действия продленного договора СНВ не пятью годами, как предусмотрено соглашением, а 1–2 годами, чтобы держать Москву «в тонусе», — пояснил специалист. Россия, по мнению Богданова, не торопится подписывать документ на таких условиях. «Американцы всё сильнее демонстрируют свою зависимость от надвигающихся выборов: им нужна хоть какая-то «бумага» до голосования и они заметно нервничают. Именно поэтому прямо сейчас, до выборов, никаких соглашений на американских условиях не будет», — считает эксперт.

Без урана и космоса

Однако есть серьезное препятствие для наращивания соответствующего количества собственно ядерных боеголовок. США к настоящему времени утратили возможности по обогащению урана и на восстановление этой промышленности уйдет много времени. От иностранных поставщиков идет обедненный уран для атомных электростанций, непригодный для ядерных вооружений. Придется обходиться накопленными запасами плутония. Однако насколько они соответствуют требованиям для использования в боеголовках, это большой вопрос. По данным СИПРИ, США имеют около 2800 старых боеголовок, ожидающих разборки. Однако и в них боевое делящееся вещество может оказаться утратившим требуемую концентрацию. А еще надо принимать на вооружение новые ядерные боеголовки. Проверить их работоспособность только на основе компьютерного моделирования достоверно нельзя. По этой причине важнейшей задачей для США становится возможность проведения ядерных испытаний и американское руководство уже заговорило о предполагаемом выходе из всеобъемлющего запрета на ядерные взрывы.

Четвертым направлением может стать наращивание потенциала стратегической ПРО за счет повышения вероятности поражения боевых блоков и увеличения развернутых ракет-перехватчиков. При соответствующих усилиях общий потенциал стратегической ПРО в ближайшей перспективе может достигнуть 50–80 единиц математического ожидания числа пораженных боевых блоков. Это уже весьма заметная величина и в случае успеха в нанесении контрсилового удара может весьма ощутимо снизить возможности ответа, вплоть до приемлемого в такой войне уровня. Во всяком случае для китайских ядерных сил это очень серьезная угроза.

Еще можно ожидать выхода США из Договора о демилитаризации космоса с последующим развертыванием на орбите ядерных ударных сил. Выгода от них очевидна – удар с орбиты может быть нанесен за две-три минуты и никакая система управления отреагировать не успеет. Однако достаточно крупную группировку ядерных вооружений космического базирования США в ближайшей перспективе создать не успеют. Не разработаны пока сами элементы ядерных сил космического базирования, нет достаточного количества носителей для их доставки на орбиту. Но несколько единиц такого оружия в ближайшей перспективе может появиться на орбите, если, конечно, американское руководство совсем потеряет чувство реальности, что, к сожалению, вполне возможно. Ведь США уже сегодня почти вошли в ситуацию, аналогичную Великой депрессии 30-х годов: уровень безработицы достиг 22,5 процента, тогда как в 30-е она на пике достигала 25,7 процента. Поэтому риск радикального военного обострения уже в ближайшей перспективе весьма велик. На этом фоне значительный рост ядерного потенциала США, особенно его контрсиловой составляющей и системы стратегической ПРО, создает реальные и чрезвычайно серьезные угрозы безопасности РФ, для парирования которых нужно экстренное принятие необходимых мер.

«Последний договор, ограничивающий крупнейшие ядерные арсеналы»

Таким образом, СНВ-II прекратил существование, так и не начав своего действия. На смену СНВ-I в 2009 году был разработан договор о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-III).

Однако его действие также скоро истекает — в начале февраля 2021 года. Стороны могут пролонгировать СНВ-III ещё на пять лет. Москва неоднократно заявляла о готовности пойти на такой шаг. Так, 23 декабря российская сторона в очередной раз призвала Вашингтон продлить соглашение. Об этом сообщило посольство России в Вашингтоне в своём Facebook.

«Продление даст России и США время для нахождения точек соприкосновения по вопросу о способах адаптации режима контроля над вооружениями к нынешней обстановке в сфере безопасности. Призываем американскую сторону использовать тот небольшой промежуток времени, что остаётся до 5 февраля, чтобы сберечь договор СНВ-III во благо наших стран и всего мира», — отметили в ведомстве.

В посольстве подчеркнули, что предложение президента России Владимира Путина продлить соглашение без предварительных условий остаётся актуальным.

Кроме того, Москва добровольно расширила действие договора о стратегических наступательных вооружениях на гиперзвуковую систему «Авангард». Об этом 25 декабря заявил в интервью РИА Новости директор департамента по вопросам нераспространения и контроля над вооружениями МИД РФ Владимир Ермаков.

«Сделано это было в духе доброй воли, несмотря на ряд вопросов правового характера, возникающих в том числе в отношении неконструктивных подходов США к контролю над подобными системами. Эти вопросы ещё предстоит урегулировать. В целом мы открыты к обсуждению данной проблематики и в многосторонних форматах», — сообщил Ермаков в интервью РИА Новости.

Напомним, СНВ-III был подписан президентами США и России в 2010 году сроком на десять лет и вступил в силу 5 февраля 2011-го. Это последний договор между Москвой и Вашингтоном, который ограничивает крупнейшие мировые ядерные арсеналы. 

Однако американская сторона ещё не приняла окончательного решения относительно судьбы соглашения.

Как сообщил спецпосланник президента США по контролю над вооружениями Маршалл Биллингсли, Соединённые Штаты «не заинтересованы в том, чтобы просто продлить срок действия договора СНВ-III».

• Белый дом
• Reuters

«Как я уже говорил, этот документ с трудом получил одобрение в сенате. Против было 27 голосов, а чтобы похоронить соглашение, достаточно 34. Принятие СНВ-III встретило столь сильное сопротивление в сенате как раз потому, что это соглашение для США было невыгодным. Под его действие подпадало около 90% (ядерного. — RT) арсенала США и всего лишь примерно 40% российских (ядерных. — RT) вооружений», — отметил Биллингсли во время беседы с экспертами Фонда защиты демократий. Соответствующая аудиозапись была размещена на сайте организации 22 декабря.

Ранее, 17 декабря, во время своей ежегодной пресс-конференции Владимир Путин пояснил, что Москва готова «хотя бы на год продлить этот договор и в течение года вести субстантивные переговоры».

«Мы понимаем, что у России возникли современные гиперзвуковые системы, которых нет ни у кого в мире. Мы отдаём себе в этом отчёт. Мы же не против того, чтобы учитывать это обстоятельство. Но с нами до сих пор никто на этот счёт никак не разговаривает», — подчеркнул российский лидер.

Как заявила 10 декабря официальный представитель МИД России Мария Захарова, в вопросе о продлении СНВ-III «просматривается стремление переложить на российскую сторону ответственность за тупик, в который администрация США завела консультации по данной тематике своими бесконечными попытками «поднять планку» и выторговать для себя существенные односторонние преимущества».

Важное напоминание Вашингтону

Одновременно очевидно: переговоры с Белым домом по поводу продления названного договора до президентских выборов в США 3 ноября не имеют никаких перспектив в условиях неконструктивной реакции Вашингтона на возможность его продления. Да и времени осталось очень мало, чтобы обсудить весь комплекс проблем, связанных со стратегической стабильностью.

Но такие переговоры вполне могут быть проведены после этой даты. И только тогда, когда американская сторона проявит реализм, уважение партнёра по переговорам, а также воспримет адекватно универсальный принцип контроля над вооружениями — принцип равенства и равной национальной безопасности сторон.

Выступая на ежегодном заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай» 22 октября, глава российского государства заявил: «Но я говорил и хочу ещё раз подчеркнуть: мы не цепляемся за этот договор. Если наши партнёры решат, что он не нужен, — хорошо, так тому и быть, мы же не можем их удержать. Наша безопасность, безопасность России от этого не пострадает, особенно в силу наличия у нас самых современных систем вооружения».

Куда идти дальше?

Глядя на все эти накопившиеся разногласия да и вообще на предельно нездоровый фон российско-американских отношений, невольно впадаешь в обоснованные сомнения насчет перспектив хоть какого-то контрольного режима по СНВ. Только что на наших глазах с треском развалился Договор РСМД — знаковое соглашение конца холодной войны, впервые открывшее военные базы СССР и США для взаимных инспекций и проверяемого уничтожения нескольких классов ракетного оружия, что на тот момент было беспрецедентно.

В такой ситуации предусмотренное текстом Пражского договора его продление на пять лет, до февраля 2026 года, представляется уже чуть ли не идеальным конечным результатом. Потому что вполне вероятен и такой исход: весной 2021 года мир проснется вообще без каких бы то ни было юридических ограничений по СНВ. Дальше что — здравствуй, новая гонка вооружений? Она точно нужна всем причастным?

Тематика новых видов СНВ явно требует существенного объема работы технических экспертов. Кроме того, в начале 2010-х годов на столе лежали обсуждения дальнейших сокращений СНВ — до 1,2 тыс. и даже до 1 тыс. блоков. По мнению ряда экспертов, это сокращение позволить сохранить потенциалы сдерживания, но при этом сделает контрсиловые ядерные операции предельно неэффективными. Российские военные несколько лет назад намекали, что 1,2 тыс. блоков — это тоже неплохой вариант, но нужны гарантии по ограничению систем ПРО, то есть поговорить есть о чем.

СНВ_6

Подвижный грунтовой ракетный комплекс «Ярс» выходит на полевые позиции для несения боевого дежурства в Тейковской ракетной дивизии РВСН

Фото: РИА Новости/Вадим Савицкий

Кроме того, опять возникнет фактор Китая, который как-то нужно подтягивать к двусторонним режимам. Но как это сделать, если прецедентов в области контроля над СНВ просто нет, а в Пекине продолжают делать вид, что не понимают, почему они вообще должны заботиться об этой проблеме? Китайский арсенал-де «слишком маленький», вам, великим, надо бы еще сократиться до него. А каков он по объему, мы не скажем, потому что это подорвет нашу стратегию минимального сдерживания.

Именно поэтому пятилетнее продление выглядит почти спасением: оно дает время для практической содержательной работы, позволяет всем немного успокоиться, а заодно и перевести конечное решение в 2026 год — то есть, по сути, в руки новым администрациям как в США, так и в России. Впрочем, история знает примеры, когда многолетние тупики разламывались за считаные месяцы, а надежно блокированные «пакеты» увязок расшивались. Но здесь мы уже переходим от сухой темы контроля над вооружениями к политическому доверию и чуть ли не «личной химии» руководителей, а эта материя, способная сыграть ключевую роль в переговорном процессе, — предмет отдельного рассуждения.